Человеческий детёныш???
И все же я не поэт.
Я лично этот момент жизни, приведенный ниже, знаю хорошо, многажды переживал такое, но воспринимаю нейтрально, по бытовому, как звон будильника или пение птиц что-ли.
Знаю и тех, кто свои чувства на этот счет формулирует кратко: 'сука, 5 утра, люди спят а он разорался!'
Но бывает и так, как в покорившем меня тексте:
'Раннее весеннее утро, влажное от обильной росы, — и, тенью брошенный на поглотившую Город тишину, еще не разбуженную птицами, ловлю я хрустальный голос слепого муэдзина, он читает Эбед с минарета; голос, повисший паутинкой в пальмово-прохладном воздухе Александрии. «Я славлю совершенство Бога, Вечно Сущего» (трижды звучит эта фраза, каждый раз все медленней, в высоком нежном регистре). «Совершенство Бога, Вожделенного, Сущего, Единого, Всевышнего: совершенство Бога, Одного, Единственного: Его, что не взыскует ни мужского, ни женского себе, и ни подобного Ему, ни неподвластного Ему, ни говорящего от Его имени, равного или наследующего Ему. Да славится величие Его».
Великие слова молитвы ленивой серебряной змеей текут в мою сонную душу, кольцо за сверкающим кольцом — голос муэдзина падает от регистра к регистру волею земного тяготения, — покуда все утро не становится единой плотью, и волшебная сила голоса несет ей исцеление, знак благодати, незаслуженной и нежданной, заливающей убогую комнату, где лежит Мелисса и дышит легко, словно чайка, качаясь на волнах океанского великолепия языка, так навсегда и оставшегося ей непонятным.'
Я лично этот момент жизни, приведенный ниже, знаю хорошо, многажды переживал такое, но воспринимаю нейтрально, по бытовому, как звон будильника или пение птиц что-ли.
Знаю и тех, кто свои чувства на этот счет формулирует кратко: 'сука, 5 утра, люди спят а он разорался!'
Но бывает и так, как в покорившем меня тексте:
'Раннее весеннее утро, влажное от обильной росы, — и, тенью брошенный на поглотившую Город тишину, еще не разбуженную птицами, ловлю я хрустальный голос слепого муэдзина, он читает Эбед с минарета; голос, повисший паутинкой в пальмово-прохладном воздухе Александрии. «Я славлю совершенство Бога, Вечно Сущего» (трижды звучит эта фраза, каждый раз все медленней, в высоком нежном регистре). «Совершенство Бога, Вожделенного, Сущего, Единого, Всевышнего: совершенство Бога, Одного, Единственного: Его, что не взыскует ни мужского, ни женского себе, и ни подобного Ему, ни неподвластного Ему, ни говорящего от Его имени, равного или наследующего Ему. Да славится величие Его».
Великие слова молитвы ленивой серебряной змеей текут в мою сонную душу, кольцо за сверкающим кольцом — голос муэдзина падает от регистра к регистру волею земного тяготения, — покуда все утро не становится единой плотью, и волшебная сила голоса несет ей исцеление, знак благодати, незаслуженной и нежданной, заливающей убогую комнату, где лежит Мелисса и дышит легко, словно чайка, качаясь на волнах океанского великолепия языка, так навсегда и оставшегося ей непонятным.'
нравится... Возможно, прочитаю. Хотя обычно у меня не очень хорошо идут книги с обилием смутных чувственных образов, как бы воспринимаемых сквозь задурманенное зноем сознание. Слишком легко потерять четкость и простоту суждений, размыть черное и белое бесконечными опалесцирующими оттенками. Того и гляди, перестанешь понимать, где находишься, и что тебя окружает.
Пойду Лавкрафта почитаю